Моя мама, Надежда Петровна Шевченко, рассказывает как, еще ребенком, наблюдала из окна своего дома первый советский танк, вошедший на станцию Удачная Донецкой области, Украина.
Шел дождь. Дорога была разбита отступающей фашистской техникой. Навстречу танку с потертой красной звездой на башне, с поднятыми руками, устремились три власовца в немецкой форме и с “георгиевскими ленточками” на рукаве.
Оружие они демонстративно отбросили, как и немецкие стальные каски.
При этом парни улыбались и кричали:
– Мужики, мы свои! Мы русские!!!
Механик-водитель открыл свой люк, остановил танк, и стал внимательно слушать слова “власовцев”.
Лицо у танкиста было какое-то печальное, говорит мама. Такое выражение не предвещает обычно ничего хорошего.
Но “власовцев” это не остановило. Они продолжали выкрикивать:
– Мы свои! Мы русские!
Один из них даже упал на колени в позе молящегося.
Танкист молча исчез в глубине танка и захлопнул свой люк.
На секунду люди перестали орать. Был слышен только гул дизельного мотора.
И тут мою будущую маму пронял внезапный ужас предчувствия.
Танк сначала резко дернулся, а потом рванул вперед, и подмял гусеницами троих русских людей в немецкой военной форме.
Потом трижды развернулся на этом месте, разбрасывая по сторонам куски грязи и человеческих тел, и без остановки поехал дальше.